В Нахимовском районе между улицами Героев Севастополя и Паршина приютилась улица Истомина. Возникшая в конце XIX – начале XX вв., она носит имя выдающегося русского адмирала, участника Наваринского и Синопского боев, а также обороны Севастополя 1854-1855 гг. Владимира Ивановича Истомина, 200 лет со дня рождения которого исполнилось в марте этого года. И хотя имя его знают многие, не каждый может сказать, чем же он знаменит и какие имеет заслуги, раз в его честь названа одна из улиц нашего славного города. О нем и пойдет речь в нашей статье.
В книге Н.В. Скрицкого «Русские адмиралы – герои Синопа» сказано, что род Истоминых, известный в нашем Отечестве с XVII века, был внесен в 6-ю часть родословных книг Псковской губернии.
В XIX веке семья отставного офицера Ивана Истомина жила в Пензенской губернии (там в 1809 году и родился Владимир), затем – в Эстляндии.
Отмечено, что «Иван Истомин, умерший в1823 году, секретарь Эстляндского камерального суда – отец трех адмиралов: вице-адмирала Павла (умер в 1881 году), адмирала Константина (умер в 1876 году) и контр-адмирала Владимира, героя Синопа и Севастополя».
Константин в звании капитан-лейтенанта был переведен в 1839 году на Черноморский флот, где прослужил до 1852 года, затем вернулся на Балтику и был назначен на должность главного командира Кронштадтского порта. Дослужился до полного адмирала, став главой Адмиралтейств-совета и председателем Главного военно-морского суда.
Самый младший брат – Павел – прослужил на Балтийском флоте всю жизнь и вышел в отставку вице-адмиралом.
В анналах военной истории есть сведения еще о двух братьях Истоминых, тоже связавших свою судьбу с Военно-Морским Флотом. Их жизнь трагически оборвалась в единоборстве с разбушевавшейся морской стихией. Андрей, офицер «Ингерманланда», погиб при крушении корабля во время шторма у берегов Норвегии. Также во время шторма в 1832 году погиб гардемарин Александр.
Владимир четырнадцатилетним подростком 11 марта 1823 года поступил в Морской кадетский корпус. Атмосферу этого закрытого привилегированного учебного заведения для дворянских детей воссоздает книга Г.И. Зуева «Историческая хроника Морского корпуса, 1701-1925». Воспитанники носили форменные черные двубортные фраки с фалдами, медными дутыми гладкими пуговицами. На черных погонах четко выделялись вышитые золотые якоря. Суровый распорядок дня не баловал подростков. Подъем по сигналу барабана в половине шестого утра, молитва и завтрак, где «стол был хорош, но не роскошен». Затем – интенсивная учеба согласно завету, сформулированному в начале XIX века одним из наиболее авторитетных инспекторов классов: «Любите науку, братцы, для самой науки, а не для того, чтобы надеть погоны».
Классные занятия шли до полудня, а после обеда – практически до отбоя. Увольнений по будням не было. Число дисциплин резко возрастало в последний перед выпуском год и достигало 20. Летом проходили морские учения. Современники свидетельствуют «о великом рвении», с которым будущие морские офицеры осваивали военную науку.
Лучшим воспитанникам дозволялось дополнительно посещать Академию художеств, Медико-хирургическую академию, Кунсткамеру, Горный музей. Владимир Истомин, всемерно используя эту возможность, расширял свой кругозор. Благодаря способностям и самодисциплине он стал одним из лучших воспитанников корпуса и уже через год – 31 мая 1824 года – был произведен в гардемарины. В 1827 году он завершил обучение, но «по недостижении законного числа лет» не получил первого офицерского чина мичман.
Отсчет морских миль юного гардемарина начался в сформированной в Кронштадте эскадре контр-адмирала графа Л.П. Гейдена на только что отстроенном флагманском 74-пушечном линейном корабле «Азов», командиром которого был капитан 1 ранга М.П. Лазарев. Эскадра следовала в Средиземное море – на помощь Греции в борьбе за независимость от Османской империи.
Находясь на «Азове», Истомин принял участие в Наваринском сражении, произошедшем 8 октября 1827 года в бухте у юго-западного побережья Пелопоннесского полуострова. Тогда объединенная англо-франко-российская эскадра в четырехчасовом бою разгромила 60 кораблей турецко-египетского флота. Фатальный для неприятеля исход во многом определили действия всех восьми кораблей российской эскадры, особенно «Азова», занимавшего центральное место в бою и пострадавшего больше всех судов соединенной эскадры: были перебиты мачты, в корпусе насчитывалось 153 пробоины, среди них семь – на уровне ватерлинии. Тем не менее, героический экипаж сумел уничтожить огнем артиллерии пять вражеских кораблей, в том числе флагманский фрегат главнокомандующего турецкой эскадрой. За эту блистательную победу «Азов» первым на российском флоте удостоился высшей морской награды – кормового Георгиевского флага. А восемнадцатилетний гардемарин Истомин «за небывалую храбрость и самоотверженность» получил из рук командующего эскадрой графа Л.П. Гейдена знак отличия военного ордена Св. Георгия и по ходатайству М.П. Лазарева – первый офицерский чин – мичман.
В том экипаже «Азова» сражались лейтенант Нахимов и мичман Корнилов – будущие флотоводцы и руководители обороны Севастополя. Вот откуда истоки их неустрашимости на бастионах черноморской крепости и крепкой дружбы, основанной на величайшем уважении к главному учителю и наставнику – М.П. Лазареву...
За отличную службу в Средиземном море, проявленные усердие и старание при блокаде Дарданелл и Константинополя и высадке на Босфоре в ходе русско-турецкой войны 1827-1829 гг. В.И. Истомин был удостоен второй награды – ордена Св. Анны III степени. Совершенствуя морское образование в серьезной военной обстановке, он ознакомился с военно-морской историей, наукой и порядком службы на судах иностранных эскадр, что поставило молодого офицера в ряды наиболее образованных и опытных моряков российского флота.
В феврале 1833 года Владимир Истомин был произведен в лейтенанты, а в 1835 году по рекомендации М.П. Лазарева, группировавшего вокруг себя наиболее перспективных офицеров, переведен на Черноморский флот. Командовал шхуной «Резвая», а с 1837-го – пароходом «Северная звезда», на котором в том же году совершил плавание по портам Черного моря Николай I с супругой. Образцовый порядок и безупречная выучка экипажа впечатлили императора. Истомин был награжден орденом Святого Владимира IV степени и получил в дар от августейшей четы два бриллиантовых перстня.
В 1838-1840 годах Владимир Истомин был назначен командиром шхуны «Ласточка», через два года произведен в капитан-лейтенанты. В 1842 году получил под свое начало корвет «Андромаха», а 1843-м – фрегат «Кагул».
С 22 мая 1845 года Истомин как опытнейший флотский офицер был прикомандирован к свите наместника на Кавказе генерал-адъютанта князя М.С. Воронцова и находился в его распоряжении, принимая деятельное участие в совместных операциях армии и флота в войне с горцами. За отличие в боях был награжден орденом Св. Анны II степени, в октябре 1847 года получил звание капитана 2 ранга.
Боевого офицера закономерно тянуло в море. 24 октября 1847 года он писал с Кавказа М.П. Лазареву: «Я был душевно рад прочесть, что заложен 120-пушечный корабль «Париж»... Постройкой этого корабля вся старая грейговская ветошь Черного моря окончательно вычеркивается из списков...».
Вряд ли, наверное, Владимир Иванович мог предвидеть, что уже в 1849 году в звании капитана 1 ранга станет командиром этого новейшего корабля и продемонстрирует блестящее военное искусство в Синопском бою – последнем в мировой истории сражении парусных кораблей.
В замечательном труде историка, члена-корреспондента Петербургской императорской академии наук Н.Ф. Дубровина с впечатляющей достоверностью, основанной на воспоминаниях непосредственных участников, переданы атмосфера тех событий и боевой настрой моряков: «Утром 18 ноября дул сильный ветер, и едва он стал стихать, как в 9.30 русская эскадра приготовлялась к бою так же спокойно, как бы приготовлялась к обыкновенному учению. В одиннадцать часов на всех судах был отслужен молебен, и около полудня эскадра построилась в две колонны, спустила гребные суда, чтобы сберечь их от выстрелов, и, по щегольскому обычаю, принятому во флоте, помчалась на синопский рейд под национальными флагами на брам-стеньгах. Впереди всех шли адмиралы: Нахимов – на корабле «Императрица Мария» и Новосильский – на корабле «Париж»...
В книге Н.В. Скрицкого «Русские адмиралы – герои Синопа» по-военному четко говорится о действиях «Парижа», не давшего неприятельским кораблям ни малейшего шанса на маневрирование. «Париж» «шел головным в левой колонне и в числе первых вступил в сражение. Последовательно он уничтожил корвет «Поли-Сефид», добил проходивший мимо фрегат «Ауни-Аллах», подавил сопротивление фрегатов «Дамиад» и «Низамие», а также заставил замолчать береговую батарею. О последней матрос Антон Майстренко вспоминал: «Париж» как подтянулся, залпом как дал (60 орудий сразу), так батарею и разбил – только пыль пошла. Она, батарея, стояла как бы над самой водой, а тут в море и повалилась со всем запасом».
Не менее образно пишет Клавдия Лукашевич: «Корабль «Париж» под командованием капитана 1 ранга Истомина обоими бортами работал так грозно, что в пылу страшного боя сам Нахимов и все моряки то и дело обращали на него взоры. Адмирал приказал поднять сигнал «Благодарю храбрый корабль». Прибежал взволнованный сигнальщик и доложил: «Все снасти перебиты».
Это не художественный вымысел писательницы. Ведь П.С. Нахимов, наблюдавший в подзорную трубу за эскадрой и как истинный моряк восхищенный маневрами «Парижа», лично свидетельствовал: «Нельзя было налюбоваться прекрасными и хладнокровно рассчитанными действиями корабля «Париж». Я приказал изъявить ему благодарность, но не на чем было поднять сигнал: все фалы были перебиты».
Тогда Нахимов послал к «Парижу» своего адъютанта на шлюпке, чтобы передать благодарность.
А в представлении Истомина к чину контр-адмирала Павел Степанович писал: «За приведение корабля в превосходный боевой порядок, постановление его на позицию с неукоризненною точностью, примерную неустрашимость и твердость духа, благоразумие, искусные и быстрые распоряжения во время боя».
Сам же В.И. Истомин в письме брату Константину с гордостью сообщал о своих подчиненных: «...Просто не могу надивиться на наших матросов, офицеров. Такого самоотвержения, такой геройской стойкости пусть ищут в других нациях со свечой».
Неудивительно, что офицеры «Парижа» в знак особого уважения к своему командиру подарили ему адмиральские эполеты. Он не снимал их на протяжении всей обороны Севастополя на сухопутном фронте.
С самого начала создания севастопольских укреплений для удобства управления войсками оборонительная линия была разделена на дистанции. Четвертой, в которую входил Малахов курган – главный бастион Корабельной стороны, командовал контр-адмирал В.И. Истомин.
«Дистанция велика, – сообщал он брату, – стоит 105 пушек, и пришлось быть и артиллеристом, и инженером, и начальником войск». Вот когда пригодились знания, полученные в Морском кадетском корпусе, и опыт боевых действий на Кавказе!
Князь Меншиков 12 ноября 1854 года докладывал императору, что «вице-адмирал Новосильский и контр-адмиралы Панфилов и Истомин с самого начала бомбардирования Севастополя по настоящее время, командуя 2-й, 3-й и 4-й оборонительными дистанциями, постоянно служат примером храбрости и самоотвержения для своих подчиненных и благоразумными распоряжениями под сильным неприятельским огнем уничтожают врагов...». По получении этого донесения императорским рескриптом вице-адмиралу Новосильскому был пожалован орден Св. Владимира I степени, а Истомину – орден Св. Георгия III степени.
25 ноября В.И. Истомин получил и личное послание государя: «Владимир Иванович! Адъютант мой, капитан-лейтенант Юшков, вручил вам всемилостивейше пожалованные вам знаки ордена Св. Георгия III степени. Искренне поздравляю вас с сею наградою, которой вместе со мною радуются все балтийские товарищи ваши. Мы все с уважением следим за вашими действиями на защиту Севастополя, история которого украшается теперь вашими подвигами. Пребываю к вам искренно доброжелательно».
Почет по заслугам. Ведь, как пишет Клавдия Лукашевич, «постоянная, необыкновенная деятельность поражала даже врагов. Малахов курган он привел в образцовое состояние. Курган этот был дорогим детищем Истомина, его любимым кораблем». И управлялся он таким же порядком, как и корабль. Разница была только в том, что корабль этот стоял на незыблемом якоре, а между тем на нем столько же было работы экипажу, как если бы он был под парусами. Так же вахты сменялись здесь, как на корабле; и разные укрепления и вооружения назывались морскими терминами. Так же употреблялся рупор, колокол бил склянки».
По свидетельству Н.Ф. Дубровина, «со дня высадки союзников в Крыму... и поместившись на Малаховом кургане, Владимир Иванович не знал ни отдыха, ни покоя... Без личного надзора адмирала лопаты земли не было взброшено на Малаховой кургане, который был его кораблем, его домом, его любимым детищем. Из Малахова кургана Истомин сделал отдельную крепость, грозную для неприятеля.
Семь месяцев кряду по нескольку раз в день он осматривал работы, ходил в цепь и ложементы. Презрение к смерти составляло отличительную черту характера Владимира Ивановича.
«Наш адмирал будто о семи головах, в самый кипяток так и лезет», – говорили «малаховцы» о своем начальнике.
Презирая сам всякую опасность, Владимир Иванович наблюдал, однако же, за тем, чтобы доставить возможные удобства гарнизону... просил самым настойчивым образом о прибавке носилок для облегчения участи раненых. Бесстрашный под пулями, В.И. Истомин скорбел душевно, смотря, как за недостатком носилок таскали раненых на ружьях или просто за руки и за ноги. Стоны их болезненно надрывали его доброе сердце».
Примечательно воспоминание полковника Ползикова: «Истомин 7 месяцев, как часовой, не раздеваясь, безвыходно хранил созданный им бастион, по нескольку раз в день осматривая все работы и даже в секреты днем ездил в эполетах.
Много видел я людей храбрых в разных кампаниях, но такая храбрость, как в Истомине, есть явление редкое и достойное подражания».
Севастопольцы называли контр-адмирала бессменным часовым Малахова кургана. Изумлялись тому, что Владимира Ивановича можно было застать в любое время дня и ночи на строительстве укреплений, на бастионе, в лазаретах и казармах. Неизвестно, когда он отдыхал...
Писательница Анна Валуева (Мунт) в книге «Севастополь и его славное прошлое» (великолепно иллюстрированной 34 рисунками художника Н.С. Самокиша) пишет, что на Корнилова, Нахимова и Истомина «севастопольцы смотрели как на главных защитников своего родного города».
– Берегите себя, – убеждали они Истомина.
Владимир Иванович улыбался.
– Я и так незаконно живу на свете, – говорил он. – Мне следовало погибнуть еще в первое бомбардирование, а теперь я все равно живу не в зачет.
Да, так близко к сердцу воспринял он гибель своего друга вице-адмирала В.А. Корнилова во время первой бомбардировки 5 октября 1854 года...
В те трагические дни произошел любопытный случай. Вице-адмирал английского флота Лайонс, узнав, что В.И. Истомин обороняет Малахов курган, послал ему письмо и любимый Владимиром Ивановичем честерский сыр – в память о давнем знакомстве по средиземноморским походам, а также о встречах в Афинах и на Мальте. Столь же безупречное светское воспитание не позволило Истомину оставить этот знак внимания без ответа: «Севастополь, 25-го ноября 1854 г. Любезный адмирал! Я был очень доволен вашей посылкой, она привела мне на память наше крейсерство, от которого сохранилось у меня неизгладимое впечатление... Ныне, через столько лет, мы опять вблизи друг от друга, но хотя мне можно вас слышать, чему доказательством служит день 5-го октября, когда голос мощного «Агамемнона» (корабля Лайонса.– Авт.) раздался очень близко, но я не могу пожать вам руку. Благодарю вас за добрую память. Позвольте мне, в свою очередь, предложить вам добычу недавней охоты – крымские дикие козы превосходны... Вы отдаете справедливость нашим морякам, любезный адмирал, они действительно заслуживают похвалы. Они – наша гордость и радость». Джентльмены, что скажешь...
Восточнее Малахова кургана на небольшой возвышенности, называемой Зеленым холмом (из-за обильной растительности), или Кривой пяткой (возможно, из-за формы холма), по инициативе Истомина солдатами Камчатского полка было возведено открытое укрепление, защищавшее Малахов курган, – Камчатский люнет. «Далеко выдался он от боевой ограды Севастополя, – писал Н.Ф. Дубровин, – и разобщил работы вражьи... Видя, что открытой силой, простым нападением невозможно отнять у нас ложементы, французы решились вести подступы против Камчатского люнета, и, приближаясь постепенно своими траншеями, сначала овладеть ложементами, а потом и самим люнетом. С этой целью они открыли сильный огонь по Камчатскому люнету и Малахову кургану. Огонь этот, не прекращавшийся в течение нескольких дней, вырвал из рядов Севастопольского гарнизона начальника 4-й оборонительной дистанции доблестного контр-адмирала В.И. Истомина».
Прямо-таки фатально предчувствуя свою гибель, В.И. Истомин завещал матери и двум сестрам, у которых был единственной опорой в жизни, обратиться за помощью к Александру II, который после кончины Николая I курировал Севастопольскую оборону. Император распорядился выделить им пособие в сумме оклада Владимира Ивановича...
Трагедия произошла утром 7 марта 1855 года при возвращении Истомина с Камчатского люнета на Малахов курган. «Он шел не по траншее, а по ее гребню. По одну сторону адмирала был капитан-лейтенант Сенявин, по другую – инженер Сахаров.
– Ваше превосходительство, – сказал ему Сенявин, – сойдите в траншею, тут очень опасно идти.
– Э, батюшка, – отвечал Истомин, – все равно от ядра не спрячешься...
В это мгновение ядром и оторвало ему голову...».
В Севастопольском гарнизоне вышло специальное извещение: «Потеря этого блистательно храброго, распорядительного, исполненного рвения молодого генерала, подававшего прекрасные надежды, истинно прискорбна для русского флота и Севастопольского гарнизона».
Висевший на шее В.И. Истомина крест ордена Св. Георгия был раздроблен на кусочки. Осталась только часть орденской ленточки, которую П.С. Нахимов отправил брату покойного, горестно констатируя, что в лице Владимира Ивановича «оборона Севастополя потеряла... одного из своих главных деятелей, воодушевленного постоянно благородною энергиею и геройской решительностью... По единодушному желанию всех нас, бывших его сослуживцев, мы погребли тело его в почетной и священной могиле, где лежит прах незабвенного Михаила Петровича. Я берег это место для себя, но решился уступить ему».
По свидетельству очевидцев, когда Нахимов сопровождал гроб товарища до Владимирского собора, где уже покоились М.П. Лазарев и В.А. Корнилов, то, заглянув в склеп, тихо произнес:
– Есть место еще для одного: лягу хоть в ногах у своих товарищей...
Слова оказались трагически пророческими... А память – вечной.
В Музее Черноморского флота, созданном в 1869 году, в зале Крымской войны находятся переданные на вечное хранение личные вещи героев Севастопольской эпопеи, в том числе трость и кортик В.И. Истомина.
Близ Малахова кургана на месте Камчатского люнета в 1904 году по проекту Ф.Н. Еранцева был открыт небольшой гранитный пирамидальный обелиск с изображением Георгиевского креста и надписью на пьедестале: «Здесь убит ядром в голову 7 марта 1855 г. контр-адмирал В.И. Истомин».
Имя Владимира Ивановича Истомина носит одна из улиц в Нахимовском районе, недалеко от Малахова кургана.
Жива память о контр-адмирале Истомине и в Морской библиотеке. Ведь еще в 1843 году в звании капитан-лейтенанта он, будучи в Англии на приемке и испытании корабля, на досуге по поручению В.А. Корнилова приобрел для библиотеки лучшие книги на английском языке, чем положил начало английскому отделу книжного фонда.
В интерьер современного читального зала органично вписалась уникальная коллекция портретов выдающихся военачальников XIX века (в том числе В.И. Истомина) работы подполковника в отставке Леонида Александровича Блюмина, большого знатока военной истории. По авторитетному мнению искусствоведов, портреты выполнены на высоком художественном уровне и подчеркивают особенности личности и характера героев.
Ольга Сигачева
Опубликовано в журнале "Promotion Time" №4(39)-5(40)-6(41) за 2009 год